Фронт, тыл и победа лейтенанта Климина

- В архив как-то брали несколько писем, — подтвердила при встрече восьмидесятилетняя хозяйка дома, впрочем, весьма еще бодрая и подвижная. – А сохранила все их моя мама, это целиком ее заслуга. Писем-то было еще больше, да в последние годы часть растащили.

И моя собеседница выложила на стол целую кипу листков, потемневших от времени, местами истертых по краям и на сгибах. Адресат их был один – д. Чердаки Тонкинского района, Климиной Павле Васильевне. Любимой жене, оставшейся, после проводов мужа на войну, в доме его родителей с двумя маленькими детьми. Томочке, как чаще всего называл ее в письмах отец, было тогда, в 1941-м, около пяти лет, а младшенькому Валерке и того меньше.

Послания написаны больше карандашом, а отдельные – чернилами. Домой старался писать часто, заботясь, как там его семья, родные. Удивляет трогательное, уважительное обращение фронтовика к своей жене и родителям.

«Добрый день! Здравствуйте, дорогие родители, — пишет Михаил на родину в марте 42-го года, — тятенька Фома Сергеич, маменька Анна Васильевна, жена Павла Васильевна, дети Томочка и Валерий. Всем по любящему, красноармейскому привету. Первым долгом, спешу сообщить, что, как я прибыл на место (название замарано военной цензурой – авт.), и сразу вам послал письмо. Живем пока ничего, с немцами еще в боях и атаках встречаться не приходилось, и видеть, кроме как взятых в плен. Поблизости идут бои.

Что делается у вас дома? Как Тома и Валера привыкают жить у деда Фомы и бабы Анны? Ваше положение сейчас — старые и малые, так что возможные тяжести и трудности переживайте как-нибудь вместе, используйте все возможности для улучшения вашей жизни. Это мой совет к тяте и маме и жене. Об моих условиях должны знать сами, что война идет Отечественная. Теперь нужно ждать, когда мы разобьем Гитлера и с победой вернемся домой, снова встретимся и будем жить вместе».

- Перед тем, как отца призвали в армию, мы ведь жили в Ветлуге, там он работал в химартели, — насколько помня и зная со слов матери, рассказывает Тамара Михайловна. — А получив повестку, велел нам отправляться жить в Чердаки, к его родителям. Он ведь был старше мамы, а сама она была из деревни Захарово. Он с ней и познакомился на деревенских свозках, так влюбился сразу без памяти. На жеребенке в санях домой и увез. Украл, в общем. Сначала пошумели все, потом жизнь стала налаживаться.
С довоенной фотографии в раме смотрят молодые супруги, и взгляд их доверчиво безмятежен. Им пока еще не ведом судьбы трагический перелом, они счастливы и любят друг друга.

А это из письма июля 42-го года, где Михаил сообщает о своем армейском житье: «Паня, вы пишите, как нас кормят? Кормят ничего, хорошо по сравнению с военным временем. Хлеба дают 0,8 кг, два раза в сутки варят суп, когда мясо или рыбу. Дают сахар по 35 гр. в сутки, 20 гр. махорки, консервы, молока стали возить. Вообще, насчет питания жить можно, дело не в этом. Дело поскорей бы покончить с Гитлером войну, а потом вернуться бы к вам и своим детям».

О ситуации на их участке фронта незадолго писал уже как о деле обыденном: «Находимся около деревушки на опушке леса, устроили блиндажи. В случае появления немцев открываем стрельбу и уничтожаем». Опасная, но уже и привычная для воина работа – борьба с врагом, напавшим на твою Родину.
Из письма за январь 43-го: «Пару слов о себе. Живу на старом месте, в той же части, в артиллерийской разведке на передовой линии фронта. Наблюдаем за фрицами, уничтожаем их и их технику. К обстрелам мы привыкли». А в начале послания благодарит за два, полученных от жены, письма – 29 и 30 ноября. И рад сообщению, что семья получила на трудодни сколько-то ржи. Он всегда переживал за них, за детей, прося домашних писать ему чаще.

-Мама хранила всю жизнь письма отца как драгоценную память о нем, — отмечает сейчас Тамара Михайловна. – Она нередко плакала, когда уже после его гибели брала их в руки и перечитывала. Его ведь убило за несколько недель до победы. К нам пришла сначала похоронка, а потом уже — письмо его однополчанина с рассказом, как это случилось. Сама, если начну читать, тоже плачу.

Но были и ниспосланные им Богом встречи. Она вспоминает, как шли с отцом, держась за руку, по деревне. И в тот момент маленькая Тома была счастлива, глядя снизу вверх на своего папу, не зная, что ему рассказать. Он тогда смог вырваться к ним, направляясь на фронт проездом через Урень после офицерских курсов. А Паня даже смогла навестить мужа, пока он учился в Башкирии.

Полуторагодовые курсы проходили по укороченной программе – с осени 1943-го по лето 44-го года. И снова на передовую, но уже в звании младшего лейтенанта. А по прибытии в свою часть Михаил Ефимович был назначен командиром взвода все той же артиллерийской разведки. И его задачей стало, громя врага, не только уцелеть самому, но уберечь и вверенных ему бойцов.

На очередном письме дата – февраль 1945-го: «…Паня и дорогие мои, любимые дети, пишу и тороплюсь, нет времени. Начинается бой, потому что враг огрызается. Мы его гнали и били сотни километров, а сейчас ему отступать некуда – рядом Берлин. Дорогие родители, сами должны представлять, что делается в Германии теперь. Немцы почувствуют и их население, что такое война, которую нам навязали. Но мы на фронте все товарищи живем дружно, среди бойцов уважают меня». И, конечно же, вопросы о доме, советы — как лучше что-то делать.

- Тягостей хватало, что говорить, — глаза моей собеседницы вновь наполняются влагой. – Мама выполняла любую работу в колхозе: и конюхом была, и косила, и на лошади работала. Приходилось с лебедой есть хлеб. Но стремились всячески поддержать друг друга. Отец нам старался помочь как мог.

В начале апреля над плацдармом, что удерживало подразделение младшего лейтенанта Климина, вдруг прорвались несколько вражеских самолетов и сбросили бомбы на наши укрепления. Михаил Фомич крепко спал, вернувшийся в четыре утра с переднего края, где он корректировал огонь батарей. И, может быть, даже ему снились родные края, родители, жена и дочка с сыном. Осколки от разрыва бомбы вонзились в тело, в ноги и голову, так что он умер сразу.

Эти подробности Паня узнала уже от однополчанина своего мужа, в ответ на свою письменную просьбу к нему — рассказать, как это все случилось.

«Высокочтимая Павла Васильевна, — писал ей Алексей (фамилия в письме неразборчива). – Вчера совершенно неожиданно получил от Вас письмо, оно пронизано беззаветной любовью к мужу Михаилу Фомичу. Я чувствую, что эти слова вылились из самой глубины вашей души. Представляю, каков удар нанесла вам смерть мужа, тем более преждевременная, и Вы, как и все, ждали его возвращения с победой домой. Похороны его состоялись через день, на этом берегу Одера, на братском кладбище в одной небольшой деревне. Все очень жалели Михаила и сочувственно о нем отзывались.

Через две недели, 16 апреля, мы пошли в наступление на Берлин, который и был взят 2 мая. Немецкие палачи поплатились своей черной кровью за его смерть и ваши слезы».

Что остается добавить? Паня прожила долгую жизнь в ставшей ей родной деревне Чердаки и умерла в 2006 году. Фронтовые письма мужа, словно реликвию, она сберегала все это время.