Большое Разречье на берегу Ашуи

Сам Павел Наумович родился в деревне Большое Разречье в 1951 году. Окончил Арзамасский государственный педагогический институт. Работал в Карповской средней школе Уренского района, а также главой местного самоуправления Карповского сельсовета. В 2000 году получил звание Почетный работник образования. В 2008-м был отмечен Благодарственным письмом Законодательного собрания Нижегородской области. И сейчас проживает в с.Карпово.
Вот что он пишет в своей книге, которая готовится к выпуску в Уренской типографии.

Место – особенное

«Деревня, вероятнее всего, появилась в конце XVIII-начале XIX века. Первым поселился на этом месте некий купец Комиссаров. По другим данным, первыми переселенцами были жители деревни Большие Зелёные Луга.
Место расположения деревни особенное: у слияния двух рек с одинаковым названием Ашуя (от марийского «аш» – белая, «уя» – ива, т.е. белая от ивового цвета). С этим и связывают её название – Разречье».
По данным «Энциклопедии Урень-края» В.М. Киселёва, Большое Разречье – деревня Карповской волости Урень-края на реке Ашуя в 40 километрах от Уреня. В 1870 году – 18 хозяйств, 117 жителей, в 1916 году – 60/227, лесной и плотницкий промыслы. В 1928 – 1929 раскулачено 3 хозяйства (9 работников). Создан колхоз «Серп и молот». С 1936 года – в составе Тонкинского района.
Как отмечает автор книги, изначально деревня располагалась на левом берегу реки. Что заставило земляков поселиться на правобережье, неизвестно. По реформе Столыпина вверх по реке к деревне Храмки были организованы два хуторских хозяйства, в них выехали две семьи из деревни. Но хутора просуществовали недолго.
И вот еще один характерный штрих: «В 1918 году в наших краях проходило масштабное изъятие хлеба у крестьян. Народ в связи с этим негодовал и брал в руки оружие, защищая свои семьи от голода, т.к. лишнего хлеба у крестьян не было. Эти события имели широкий размах и получили название «Уренское восстание». В этот период у деревни Вахрамейки был расстрелян зa участие в бунте и мой дед по матери Лебедев Евграф Нифантьевич».
В начальную школу учиться ходили в Логиновское, затем в Пакали. В основном заканчивали 8 классов, немногие после окончания десятилетки шли учиться в ВУЗы.

На колхозной работе

Снова о деревне: «Были две водяные мельницы: одна находилась в километре от деревни по направлению к Малому Разречью, а другая у слияния рек, и называли её «водянкой». Ниже плотины находился большой, глубокий омут, купаться в котором дети боялись. Плотина была крепкой, надёжной, в её строительстве использовались земля, навоз, молодой ельник. В речке в ту пору было много рыбы, т.к. уровень воды поддерживался высоким для работы мельницы.
В деревне существовала кузница. Здесь работал Сергей Зайцев, который подковывал лошадей, изготовлял скобы, болты, подковы и др.
Конюхом трудился Андрей Виноградов. В колхозе тогда содержалось порядка 10 лошадей.
На колхозной ферме работать было тяжело, весь труд ручной: дойка, раздача корма, чистка от навоза. Воду привозили на лошадях в бочках с реки. Были свинарник, телятник, около пяти лет существовал птичник. Работала на птичнике А.Е. Ходырева».
Особенно Павлу Наумовичу запомнилась сенокосная пора. «На уборку сена выходили все: и стар и млад. Подростки в возрасте 9-13 лет работали на лошадях: свозили сено на волокушах к стожару. Юноши работали с вилами, взрослые укладывали сено в стог. А предварительно всему трава скашивалась косами, этот труд был очень тяжёлым. Уборка сена в целом шла слаженно, с шутками.
Трудоёмким считалось выращивание льна. Льняное поле делили на участки между колхозниками, а потому приходилось работать всей семье. Лён нужно было полоть, теребить, вязать в снопы, отвозить к деревенскому большому овину…
Помимо колхозной работы, необходимо было много трудиться в своём хозяйстве: все держали домашний скот, сажали огород… Участки для сенокошения колхозникам не выделялись, а потому приходилось сушить на заборах картофельную ботву, косить жнивьё в поле после уборки хлебов и траву на неудобицах и в лесу. Имела место и заготовка веточного корма…».
Еще картинка: «Деревенские бани располагались у реки: вода рядом и пожароопасность для домов снижалась».
«В деревне был магазин (дом-лавка). Хлебом не торговали: все выпекали его самостоятельно…»

О ремеслах  и «свозках»

Далее автор повествует о былых ремеслах жителей.
«Флегонт Евграфович Лебедев, несмотря на инвалидность, был хорошим столяром. Делал неплохие комоды, столы, стулья для населения, парты для Пакалёвской школы. Обшивал тесом деревенские дома, материал готовил вручную. Был хорошим гармонистом, учил этому и других.
Анатолий Ефимович Белкин мастерил оконные рамы, рамки для фотографий, украшая их соломкой».
Затем рассказывается о том, как односельчане проводили досуг.
«Свободного времени у жителей деревни было мало, но если оно выкраивалось, то, бывало, ловили бреднем рыбу и варили уху, на которую собирался весь народ. А дальше – гармошка... Организовывались и деревенские гулянья, на которые съезжались гости, а после семейных застолий ходили все по деревенской улице, пели песни, плясали… В зимнее время молодёжь проводила «свозки». В период молодости моих родителей, бабушек и дедушек «свозки», кроме развлечений, выполняли и социальную задачу образования супружеских пар. На таких мероприятиях парни приглядывали себе невест – будущих жен… «Свозки» проходили по несколько дней в одной деревне, затем перебирались в другую…. На такое гулянье съезжалась молодежь со всех окрестных деревень, этим и объясняется название мероприятия. Кроме «свозок», были и «поседки». Девушки приходили с прялками, и каждая старалась показать юношам умение быстро и качественно прясть… Возможность знакомства возникала и на базарах, проводимых в больших селах (Пакали, Карпово). Часто наблюдалось, что свататься ездили конным экипажем в другую деревню. Обряд сватовства представлял собой некий импровизированный спектакль торгов «у вас товар, у нас купец»: свахой выступала женщина с юмором, отличающаяся смелостью и умением говорить.»

«Вернуться  хоть на денек»

Задумывается автор и о судьбе своей малой родины.
«Деревня Большое Разречье разделяет судьбу сотен тысяч таких же деревень, от которых ничего не осталось. Трудно осознать, что вчера здесь кипела жизнь, а сегодня пустота. Невольно всплывают вопросы: почему не стало деревни, каковы причины случившегося?
Ответ, скорее всего, лежит на поверхности.
Ежедневный тяжелый труд подтолкнул людей разъезжаться, искать лучшую, более достойную жизнь. Уезжали не все сразу: кто-то в силу возраста не мог, а кому-то было просто жалко всего нажитого, да и проститься с родиной было тяжело.
Молодёжь, как только оканчивала школу, уезжала практически вся. Кто-то учиться, иные работать…
Отсутствие дорог сыграло немалую роль. Особенно тяжело было добираться в деревню зимой: ближайшая автобусная остановка находилась в шести километрах от Разречья. В то время центральная усадьба колхоза – Пахутино – находилась в трёх километрах от деревни, медицинский пункт – там же. Сельский совет в деревне Чердаки в шести километрах. Школа в Пакалях.
Деревня умерла бы, наверное, ещё раньше, если бы всем выдавали паспорта по достижении определённого возраста. Но на деревенских жителей распространялся запрет: вправе председателя колхоза было давать или не давать справку на получение паспорта.
И всё равно – деревню жалко. Так и хочется вернуться в неё в то время, когда кипела жизнь, хотя бы на день-другой, чтобы вновь увидеть всех родных и тех, кого когда-то хорошо знал. Обойти знакомые места, родные и так милые сердцу. И, конечно, вновь увидеть родительский дом.
В наше время ещё сохранились деревни и сёла, являющиеся центральными усадьбами колхозов. В них ситуация несколько лучше, но оптимистичной их перспективу не назовёшь.»